Совместно творить гармоническое единство жизни, сверкающей богатыми красками различных культур, можно лишь в том случае, если мы будем сочувственно вживаться в чужие культуры, постигать их, как свою собственную, и, таким образом, воспитывать в себе способность восполнять друг друга своим творчеством.
Результатом сочувственного общения с чужими культурами должно быть не обезличение, а углубленное постижение также и своей родной культуры. Природная оригинальность и мощь народного характера обеспечивают ему сохранение своеобразного национального лица, в какую бы тесную связь с другими народами он ни вступал. Однако и ^ сильного народа есть отдельные слабые индивидуумы; мало того, как бы ни был могуч национальный характер, бывают в историческом процессе тяжелые годы внешних и внутренних потрясений, истощающих силы народа, и в такие периоды может развиться недоверие к себе и опасная подражательность. Поэтому в деле сохранения и развития национального своеобразия, кроме природной мощи народа, нужно еще содействие национального воспитания и образования. К сожалению, современная педагогика еще не выработала разумной системы национального воспитания. Обдумывая вопрос о такой системе, необходимо отдать себе отчет в том, что сущность национального характера и национальной культуры, как и все индивидуальное, невыразима в отвлеченных понятиях. Нация есть конкретное живое бытие. По поводу этого бытия можно высказать тысячи отвлеченных идей. Но сколько бы таких идей мы ни формулировали, каждая из них и все они в целом окажутся бледными, тощими, принципиально несоизмеримыми с живой полнотой национальной индивидуальности. Поэтому задача национального воспитания
324
и образования не сводится лишь к тому, чтобы вырабатывать и усваивать характерные черты народа, выразимые в отвлеченных понятиях. Конечно, и их не следует упускать из виду, но главным средством воспитания должно быть интеллектуальное и эмоционально–волевое вживание в саму конкретную жизнь, в само конкретное содержание национального творчества, как оно выразилось в религии, в истории, в языке, в литературе, в искусстве, вообще культуре народа. Еще труднее, но также необходимо дополнять постижение индивидуальности своего народа еще и сочувственным вживанием в культуру других народов.
Кн. Е. Трубецкой, друг Вл. Соловьева, увлекался в своих ранних произведениях славянофильским преувеличением значения России и мечтал о Вселенской теократической империи, которую оснует Россия. Позже он, подобно Соловьеву, стал скромнее понимать миссию России. В своих «Воспоминаниях» он говорит: «Впоследствии я убедился, что в Новом Завете все народы, а не какой‑либо один в отличие от других призваны быть богоносцами; горделивая мечта о России, как избранном народе Божием, явно противоречащая определенным текстам Послания к Римлянам Апостола Павла, должна была быть оставлена, как не соответствующая духу Новозаветного Откровения» (С. 69).
Соловьев в «Оправдании добра» приводит ряд примеров вселенской миссии многих народов, поскольку они в своем национальном творчестве воплощали сверхнациональные ценности и, таким образом, влияли на культуру других народов. В духе этих наблюдений мы, русские, можем сказать, что русская культура, подобно культуре других великих народов, уже осуществляла и будет, даст Бог, осуществлять свою миссию, благотворно влияя на развитие всего человечества. Влияние русской литературы и русской музыки есть положительный фактор в развитии общечеловеческой культуры. В политической жизни Россия первая проявила способность ограничить свой государственный суверенитет, когда в 1898 году император Николай II предложил всем государствам выработать соглашение о решении споров международным судом, а не войной. Профессор Е. В. Спекторский написал брошюру «Принципы европейской политики России в XIX и XX веках»*, в которой приводит внушительный ряд фактов в пользу мысли, что в XIX и XX веках русская политика в Европе «была политика принципов в отличие от западноевропейской политики интересов» (С. 12). Он доказывает рядом примеров, что «принципами европейской политики России были спасение погибающих, верность договорам и союзникам и солидарный мир» (13).
Русские эмигранты, рассеявшиеся по всему миру после большевистской революции, продолжают осуществлять миссию России, поскольку знакомят другие народы с положительными сторонами русской культуры. Особенно важно то, что Западная Европа и Америка познакомились с православием; они стали понимать, что
_________________
*Изд. Русской Матицы. Любляна, 1936.
325
православие есть ценная форма христианской религии. Враждебные отношения между христианскими вероисповеданиями чрезвычайно компрометируют христианство. В наше время началось, к счастью, экуменическое движение, цель которого состоит в том, чтобы представители различных христианских вероисповеданий знакомились друг с другом, достигали все большего взаимного понимания и установили благожелательные отношения друг к другу. Видные деятели Русской православной церкви в эмиграции принимают участие в этом движении и проявляют при этом то свойство русского народа, которое Достоевский и Соловьев характеризуют как всечеловечность и всепримирение. Основное условие для достижения этой цели в экуменическом движении есть освобождение от конфессиональной гордыни. Самый талантливый русский богослов нашего времени о. Сергий Булгаков (он умер в 1944 г.) в своих «Автобиографических заметках» пишет: «Можно в некотором церковном надмении мнить себя как всю полноту Церкви, но не может не оставаться глухого сознания, что это не то…» (55).
Профессор Православного богословского института в Париже Л. А. Зандер в своей книге «Vision and Action: the problems of ecumenism», сообщает, что о. Сергий Булгаков вернулся в мае 1927 года с Лозаннской конференции огорченный и разочарованный. Когда он начал говорить о почитании Божией Матери, председатель собрания не позволил ему продолжать речь на эту тему. «Говоря о протестантах, я спросил его: «Но вы любите их, не правда ли? Почему?» Его ответ может показаться трюизмом, но он вложил в него такую силу убеждения и прозрения, что он показался мне как бы решением всей проблемы экуменизма. О. Сергий сказал: «Потому что они христиане. Разве можно не любить христианина? быть равнодушным к лицу, связанному с Христом, служащему и носящему его имя? Главное затруднение здесь психологическое: видеть в нем христианина, несмотря на его еретические взгляды» (С. 99). Спустя двадцать пять лет, пишет Зандер, установилась «новая атмосфера» в междуконфессиональных отношениях: «недоверие и подозрительность заменились искренностью и доброжелательством: вместо борьбы явилась взаимная помощь; вместо полемики желание узнать и понять» (20). В 1945 году в Париже после торжественной службы в Румынской православной церкви протестантский проповедник сказал, что лучшее взаимное понимание между католиками и протестантами возникло во Франции благода–ря «провиденциальному присутствию среди нас русских православных» (21). Такое влияние русского православия в эмиграции есть одна из миссий русского народа.
В своей книге об экуменизме Зандер высказывает следующие мысли о Церкви, часто ссылаясь на труды о. Сергия Булгакова. Предмет веры стоит выше нашей способности познавания. Поэтому он всегда превосходит все, что мы можем сказать о нем. «Говоря о Церкви и утверждая, что то или другое вероисповедание не принадлежит к ней, мы обыкновенно рассуждаем так, как если бы
326
мы обладали исчерпывающим знанием о Церкви и могли обозревать, так сказать, ее в целом. В действительности же слова Символа веры о вере в Церковь напоминают, что наряду с видимыми и познаваемыми аспектами ее можно предполагать в ней такую реальность, которую в этом зоне мы способны видеть лишь отчасти». Поэтому вера в единство Церкви есть утверждение, что «Церковь едина, несмотря на внешние разделения» (128 и след). «В нашем богословском экуменизме, в наших совместных молитвах, в мистическом, видении Христова образа друг в друге мы вместе как бы духовно возрастаем, и, таким образом, возникает новый вид единства, не отменяющий наших разделений, но некоторым образом сосуществующий с ними. Этот конечный результат экуменизма может быть определен как единство без соединения» (unity without union, 217). Такое решение вопроса об экуменизме, именно дружеская совместная жизнь без утраты конкретного своеобразия каждого из вероисповеданий, соответствует словам Достоевского о «всечеловечной и всесоединяющей» русской душе. Правило Соловьева: «Люби все другие народы, как свой собственный» применено Зандером также и к взаимному отношению христианских вероисповеданий. Особенно приятно видеть, что предисловие к книге Зандера написал представитель англиканской церкви епископ Чичестерский, приветствующий его книгу «от всего сердца».